Аллегорическая сага
Аллегорическая сага
СКАЧАТЬ КНИГУ✅
Тополиный
город пришел в упадок с наступлением новых времен. На повозках с небольшим
домашним скарбом один за другим уезжали горожане, растворяясь в дорожной пыли
бесследно, словно вовсе не жили в этих краях. Мастерская кузнеца на вершине
холма, открывающего вид на окрестности и эхом отражающего удары молотка,
работала даже ночью, выковывая железные замки для домов с кирпичной красной
крышей, которыми славился город.
Патриарх
Абгар, уже глубоким стариком, в дорогом, но изношенном шерстяном камзоле,
который раньше надевал на праздники, пешком, прихрамывая, опираясь на
доставшуюся от отца деревянную трость, сетуя на недобрую судьбу и бормоча
напутствия (еле уловимые под скрип колес), каждый день провожал очередную повозку
до родника у поворота на большую дорогу. Конечно, в городе давно безостановочно
колесили автомобили разных видов и названий, но, то ли отдавая дань традиции,
то ли по реальной надобности, горожане уезжали в неизведанный мир на повозках.
Проводив
взглядом повозки, пока те не скрывались из вида, патриарх Абгар садился на
морщинистый камень на перекрестке, у старинного родника, чтобы утолить жажду, послушать
звонкое журчание воды, способное успокоить самые взъерошенные мысли. Доставал
из кармана трубку, набивал. Потом съедал лепешку с зеленью. Обратно
возвращался, когда солнце начинало опускаться магнолиевым закатом, окрашивая
близлежащие поля и горы в неунывающий розовый цвет.
В
такие минуты патриарх Абгар вспоминал дни благоденствия и великолепия.
Вспоминая, сначала думал: постарел настолько, что стали сниться сны наяву, до
наступления ночи, а порой с утра пораньше, с вялым кукареканьем таких же старых
петухов, как и он сам. Сны про процветающий городок, окруженный ровным рядом
долговязых тополей. Бескрайние ухоженные поля и гранатовые деревья в садах, поспевающие
через месяц после гуляний в Успение Пресвятой Богородицы, вопреки сложившейся
традиции, что гранатовые деревья растут лишь на юге Абрикосовой долины, в
приграничных с персидскими землями селениях (там солнце щедрее, и дольше длится
теплое время года).
…
Снятся ласковые ночи. Когда жена
Масур пахла ванилью и мятой. Деревянная кровать скрипела до утра от его
молодой, неутолимой страсти. Родились дети. Потом он уехал странствовать. Хоть там
и уклонился от праведного пути отца семейства, но вернулся. Инстинкты с годами
сменились равнодушием, порой и неприязнью к Масур, но нежностью к детям и
твердостью понимания смысла семьи, как бы противоречиво это ни звучало.
Нежностью и твердостью безграничной, как небо лунной ночью в теплое время года
или линия магнолиевого горизонта. Когда знаешь, где твоему взору открывается
начало пути, а где его конечная точка, не имеешь представления.
…
Снятся необъятные виноградники, вино,
льющееся рекой. Шумные торжества в Навасард. Дружный смех детей, заливистый, беспечный. Весь
Тополиный городок стекался на окраину, где река меняла русло, и где чередование
домов с красной кирпичной крышей и с гранатовыми деревьями переходили в ровный
ряд тополей. Тополя слегка покачивались от слабого ветра, не прекращающегося
даже в месяцы Хротиц и Навасард, слагающего мелодию из шелеста тополиной листвы
и собственного шепота, летом кроткого, убаюкивающего, словно не способного на
сметающее вьюжное дуновение.
Накрывали
щедрый стол. В огромных глиняных кувшинах разносили вино. Женщины с
расплетенными косами, наряжались в красные бархатные платья, расшитые золотом.
Красавцы мужчины щеголяли в высоких шляпах, с золотыми монетами в кармане. Пели
звонкие песни, гуляли до заката, потом возвращались на главную площадь. Там
начиналось красочное представление. Специально из Большого города или с
персидской дороги приезжали бродячие артисты, канатоходцы.
Однажды
приехал длинноволосый чародей из Латинской Америки, дышал огнем и ходил по
разбитому стеклу, улыбаясь, как ни в чем не бывало.
Иной
раз привезли вращающееся колесо высотой в 500 дюймов, к его оси железными
прутьями были прикреплены специальные деревянные сидения, способные поднять до неба
всех желающих. Согласились лишь самые смелые, а потом рассказывали, что увиденное
– обман, колесо никак не достигает неба, начинает обратное вращение, едва
видимость доходит до красных кирпичных крыш. Хозяин колеса поведал, что за
океаном придумали такие же приспособления, поднимающие не просто на 500 дюймов,
а способные по-настоящему дотянуться до облаков. То есть в мире существовали
люди, испытавшие шелковистое прикосновение облаков на своей щеке.
Когда
завершали празднества, ровно через шесть часов после наступления магнолиевого заката,
небо покрывалось звездами. Они постепенно-постепенно увеличивались и вспышкой
разлетались на мелкие кусочки, падая с неба золотым свечением, однако растворяясь
в воздухе до того, как коснуться земли. Будто дразнили тех, кто стремился загадать
заветное желание.
Вечером
провожали лампады в добрый путь к большой воде. Спускали их на узкую речку, берущую
начало от озера Кари на вершине одной из близлежащих гор. По водному пути,
соединяясь то с одним притоком, то с другим, лампады пересекали горные хребты,
доплывая до окраин Венгрии, а оттуда до берегов Новой Зеландии.
Готовили
лампады всем городком. На дно открытых стеклянных колб ставили керосиновые светильники
с зажжённым живым огнем. Колбы помещали в оранжевые тканевые гнезда в виде
цветков, дружно сшитые мастерицами из сотен слоев плотной ткани в течении
многих дней и ночей. Из-за плотности цветки легко удерживались на глади больших
и малых рек, даже когда они беспокоились и выходили из берегов. Кому-то они
напоминали раскрывшиеся лепестки европейской розы. Другим горожанам они
напоминали лилии… В темноте ночи роза-лилия горела едва уловимым огнем, но
когда тусклый свет одной лампады в оранжевом гнезде соединялся с другими
лампадами, свет озарял гладь реки, каменистые берега и окаймляющие их кусты
диких растений.
Лампады
изобрели средневековые скандинавы. Они верили в предание: если в теплое время
года отпустить множество лампад в реку, река, перекрещиваясь журчащими
объятиями с множеством других рек, соединяясь с другими лампадами с четырех
сторон Земли, выведет свет к большой воде, озаряя путь потерянным капитанам
дальних морей, если не указывая дорогу к суше, то вселяя надежду, что земля близка,
и о них кто-то вспоминает.
…
Снится оживленная дорога, кишащая
повозками. По ней съезжались торговцы со всей Абрикосовой долины. Да и не
только с Абрикосовой долины! Из Бейрута и Тейрана[1]. Из
итальянской Генуи, хотя с ней пути Абрикосовой долины никак не пересекались, ни
морские, ни сухопутные. Генуя упоминалась разве что в книгах на латыни, хранящихся
у Вардапета, самого умного человека в городке. Он доставал их каждый раз, когда
в городке происходило что-то странное: гремела гроза, шаром огненной молнии
воспламеняя близлежащие поля; река слишком бурно выходила из берегов; просыпался
вулкан, а потом опять засыпал, не извергнув; кто-то совершал предательство, не
помещающееся в известные грани коварства. Или рождались дети с зубами и черными
волосами, как у взрослого человека.
Чего
только ни привозили на повозках! От специй, фруктов, не растущих в Абрикосовой
долине, страусового мяса, огромных шкур африканских тигров, деревянных сундуков,
исписанных японскими иероглифами и инкрустированных розовым золотом и алмазами,
до диковинных новинок, которые горожане видели в первый раз. Порой они даже не
могли угадать их назначения! Толпясь, рассматривали с разных сторон, точно так
же, как первобытные племена диву давались, впервые увидев корабль или блестящие
бусы.
Можно
было утверждать, что на этих крытых повозках, грязных, утомившихся от дорог и
частых дождей, скрипя колесами, странствовала целая вселенная нескончаемых
чудес. Чудеса менялись пропорционально достижениям и открытиям в мире, хотя доезжающим
и доходящим до Тополиного городка с опозданием на пару десятилетий, но
непременно доходящим и доезжающим. Горожане, привыкшие к одному или тому
волшебному предмету, вокруг которого толпились в прошлом году или несколько
месяцев назад, через некоторое время с первобытным интересом охали и ходили
кругами вокруг совершенно другой новинки.
Так
они увидели чудесное зеркало, обрамленное изящной золотой рамой, словно кружевной,
сотканной из тончайших золотых ниток.
Так
они увидели шелковые платки из Индии.
Сначала на торговом белом корабле их доставляли на персидские земли, а
оттуда на повозках – в Абрикосовую долину. Невообразимо красивых цветов и
пейзажей. С изображением, например, заката. Розового, магнолиевого, как и закат
в Тополином городке. Или красных полей,
таких же, как маковые поля на востоке Абрикосовой долины.
Если
до этого горожане думали, что нигде в мире нет таких цветов как в Тополином
городке, увидев их на шелках Индии, поняли, что есть.
Удивились
и обрадовались: это же цвет их свежевыкошенной травы на соседнем лугу, цвета их
неба, солнца, бабочек и птиц! Они узнали, что везде природа одинаково красива,
везде дневная жара сгущает закатные краски, везде в месяц Марери трава свежее,
чем в месяц Гор. Не странствуя в далекие края, убедились, что за океаном бывают
похожие дожди, а значит и похожие люди.
Так
женщины увидели губную помаду, не стирающую блеск с губ целых несколько дней,
черную тушь для ресниц, не смывающуюся даже после долгих слез. Розовую воду, придающую
лицу юную свежесть.
Кружевное
белье! Стесняясь, сначала смотрели исподтишка, стоя чуть поодаль, целомудренно,
но с любопытством. Затем подошли ближе, осторожно дотронулись, словно боялись
обжечься. Взяли в руки, начали рассматривать, думать над тем, как носить,
главное – когда.
Мужчины
увидели шелковые рубашки. Их могли носить в теплое время года, вот так, без
камзола. Шерстяные ткани для парадных пальто, принятые в Европе, впоследствии –
бритву, работающую от электричества, а потом в один прекрасный день – чудо на
колесах, схожий с повозкой, но работающий на отдельном двигателе – автомобиль.
… Давно, в молодости патриарха Абгара, повозка с чудесами привезла таинственную танцовщицу Семирамиду. В закрытой кибитке, как потешного зверя в клетке. Под покровом ночи...